Александр Варго - Не та дверь [сборник]
Слезы потекли по его лицу. Рукой он нащупал коробки с зефиром, которые купил полчаса назад. Сорвал дрожащими пальцами (они почему-то стали плохо повиноваться ему) целлофановую упаковку и, глотая слезы, стал запихивать в рот зефир. К нему постепенно приходило страшное осознание происходящего, и его охватил такой животный страх, что он даже не мог произнести ни слова.
Он медленно встал, сгорбленная, трясущаяся фигура, и мелко засеменил в комнату, выставив вперед руки, как лунатик; он щупал стены, так как глаза его видели только слабые очертания предметов. Он шел туда, где висел военный китель. Его военный китель.
Когда он вернулся на кухню, по дороге набив кучу шишек, начались новости, после них — «Дежурная часть».
Он немного успокоился. Отчасти этому способствовал зефир, который он поглощал с удивительной скоростью. Он ел и слушал новости. Конечно, это все дурной сон. Как тот, что он видел на даче.
Какой-то мерзавец изнасиловал двух десятилетних девочек. Насильника поймали, он дает показания.
В Ульяновске за получение взятки задержан мэр города.
На Ярославском шоссе произошло серьезное ДТП, погибло четверо молодых людей. В семь утра автомобиль «Форд Эскейп» вылетел на встречную полосу и врезался в бензовоз. У водителя и пассажиров «Форда» шансов выжить не было, их тела обгорели настолько, что их едва опознали. Жертвы — студентка МГИМО Жанна Коляева, вторая жертва — водитель, сту…
Рома не стал слушать до конца, судорожным движением выключив телевизор (он не видел кнопку, но помнил, где она расположена), после чего издал нечеловеческий вопль. Швырнул пульт, услышав звон разбитого стекла. Наверное, он попал в окно.
Теперь он понял, почему так испугалась Жанна, там, наверху, когда посмотрела в зеркало. Потому что она видела себя в объятьях не Ромы, а… а…
Он стал задыхаться, сердце колотилось, как смертельно раненная птица, неравномерно и какими-то грубыми толчками. Ему нужны какие-то лекарства. Но какие? Он никогда не интересовался, что принимал дед…
Рука автоматически нащупала еще одну зефирину, и он медленно отправил ее в сморщенный рот. Зефир в шоколаде, самое лучшее лекарство, мать его… Он с трудом встал, чувствуя, как непрочно держат его ноги. Только сейчас он осознал смысл выражения «ватные ноги». Он словно был мостом с подпиленными сваями, который того и гляди рухнет.
Резко закололо в боку, и он понял, что пора облегчиться. Шаркая ногами, он зашел в туалет и без сил плюхнулся на унитаз, даже толком не успев до конца спустить штаны с трусами. По ногам потекла горячая моча, стекая на пол. Татьяна будет ругаться. Он всхлипнул, каким-то неосознанным движением сунул в рот измученные артритом пальцы и слизал с них остатки шоколада. Боже, ноги, его ноги, он совершенно не чувствует ног!
Он попытался встать с унитаза и не смог. Где-то вдалеке раздался странный звук, но он смог разобрать, что это звук открываемой двери. Кто-то пришел!
Он снова предпринял попытку встать, и снова она не увенчалась успехом. Господи, скорее бы кто-нибудь помог ему! Только вот кто это? Татьяна? Она что-то сегодня говорила про больных родителей… Рома? Он очень любил внука, но в последнее время тот стал избегать его. К тому же сегодня его день рождения, наверняка он убежал к своим друзьям…
— Это я! — услышал он голос внука. Боже, какое счастье… Поскорее бы…
— Дед, я пришел! — снова крикнул Рома, и он услышал шаги. Он открыл рот, чтобы сказать внуку, что он здесь и не может подняться на ноги, но у него словно отнялся язык. Вместе с ногами, черт бы их подрал.
На кухне послышалась какая-то возня, хлопнула дверца холодильника, потом рядом раздался недовольный голос Ромы:
— Дед, ты скоро там?!
— Бббб… ббббб, — только и смог произнести он. Дверь слегка приоткрылась, и его ноздри уловили ужасный запах — горелого мяса и бензина. Он пристально вглядывался вперед, в ссутулившуюся фигуру, которая покачивалась в дверном проеме, и на какое-то короткое мгновение зрение вернулось к нему. Перед ним стоял внук, полностью обгоревший, остатки одежды вплавлены в обугленную кожу, от нее все еще шел дым. Голова наполовину скальпирована, в дымящемся черепе застрял обломок железа.
— Что с тобой? — проскрежетало чудовище, надвигаясь на него, и он провалился в темноту.
Андрей Степанович сидел на балконе. Он ждал внука. И хотя зрение его было далеко не таким, каким было раньше, он все равно сидел и молча смотрел вниз. Ему показалось странным, что эти выходные он провел в одиночестве, и ему даже никто не звонил, хотя Леночка, его дочь, уехавшая в Испанию, звонила чуть ли не каждый вечер. Может, что-то с телефоном случилось? Его сиделка, Таня, предупредила, что будет в понедельник, но его тревожило другое — куда-то запропастился Рома, его внук. В пятницу он дремал на кровати и сквозь сон слышал, как хлопнула входная дверь, Рома крикнул, что он пришел, потом так же стремительно ушел, и дед даже не успел позвать его. Ему было обидно — в свой день рождения внук даже минуты не уделил деду… Потом он побывал на кухне, вечером съел один бутерброд (с сыром, с колбасой есть не стал — от нее у него болел кишечник), в субботу съел борщ, налитый в плошку, вечером творожные сырки, а больше ничего не было. Хотя в холодильнике он нашел коробку с зефиром, но почему-то постеснялся ее открывать, решив, что дождется Рому и спросит, можно ли ему съесть одну штучку…
И сейчас, в понедельник, с самого утра он сидел на балконе, голодный и не на шутку встревоженный. Правда, ему послышалось, как хлопнула дверь, и сейчас он намеревался проверить, кто это пришел — Татьяна или Рома.
Кряхтя, Андрей Степанович поднялся на ноги и медленно двинулся в комнату. И хотя он почти ничего не видел, ориентировался в квартире он прекрасно. Когда он вышел в коридор, неожиданно раздался звонок в квартиру. Он зашаркал к двери:
— Кто там?
— Это Таня, Андрей Степанович! — послышался за дверью женский голос. Старик открыл дверь, и девушка проскользнула в квартиру.
Андрей Степанович, пробубнив, чтобы она не забыла снять обувь, зашаркал к креслу. Татьяна начала уборку.
Она закричала через пять минут, когда заглянула в туалет. И с выпученными глазами вылетела в коридор.
* * *Спустя час тело Романа вынесли из туалета. Перед тем как его погрузить на носилки, санитары сняли с него военный китель, полностью увешанный боевыми орденами. Затем один из них прикрыл лицо Ромы простыней.
Михаил Киоса
Волосы
Хочу поблагодарить мою семью за поддержку и терпение, с которыми они ждали, когда увлечение сочинительством начнет приносить первые зримые плоды. Огромное спасибо друзьям Александру Иноземцеву и Катерине Черкасовой — за серьезную помощь в работе над этим романом. Моя благодарность Елене Викторовне Комиссаровой — за веру в то, что пятиклассник станет автором.
Пятница
Женя заходился в крике. Елизавета Петровна хлопотала рядом, пытаясь успокоить его. Только что она увидела в мыслях, как трясет ребенка словно куклу, и оттого сделалась еще ласковее и нежнее.
Но четырехлетний малыш видел перед собой одни только ножницы. Старинные, тяжеловесные на вид, они лежали на самом краю стола, слегка раскрыв свою жадную пасть. Потемневший от времени металл не рождал бликов, хотя лампы дневного света сияли под потолком все до единой.
— Женечка, успокойся. Все хорошо, — в который уже раз повторила Елизавета Петровна и погладила внучка по лохматой голове.
Непослушные вихры соломенного цвета снова торчали в разные стороны, хотя утром она тщательно его причесала, а шапку перед выходом надевала так, словно Женина голова была из тончайшего стекла.
Внук дернулся, уходя из-под ладони, и заверещал с новой силой.
Елизавета Петровна всплеснула руками. За последние минут десять-пятнадцать она испробовала, кажется, все, что только было можно: уговоры, угрозы все рассказать маме с папой, мольбы «пожалеть бабушку, ведь она старенькая, у нее слабое сердце». В ход были пущены даже посулы сходить после стрижки в «Детский мир» — средство, доселе считавшееся безотказным в любых ситуациях.
Тщетно.
Женя начал орать, стоило только Елизавете Петровне подойти вместе с ним к креслу и заговорить с парикмахершей, полноватой женщиной лет сорока или чуть больше, крашенной под шатенку. Росту она была невысокого, как и сама Елизавета Петровна, и показалась ей заслуживавшей доверия уже хотя бы потому, что даже не подумала встретить Женю наигранным сюсюканьем вроде «ути-пути, кто к нам пришел». Когда Женина бабушка сталкивалась с подобным поведением, ей всегда хотелось плюнуть и уйти, не прощаясь.
Да и место свое парикмахерша содержала в порядке. С кресла только-только встал предыдущий клиент, а она уже подмела пол, разложила инструменты по отделениям небольшого лотка, похожего на тот, в котором дома у Елизаветы Петровны лежали столовые приборы.
